Между тем Ямамото Сидзё, обеспокоенный долгим отсутствием приятеля, заподозрил неладное.

– Куда это запропастился Синдзабуро? – сказал он сердито и поднялся. – Ведь нам пора идти.

– Ой, что это? – воскликнула Юнэ, чтобы отвлечь его внимание. – Да у вас голова блестит!

– Это потому, что вы смотрите на нее при свете фонаря, – объяснил Сидзё. – Хагивара! – заорал он. – Эй, Хагивара!

– Перестаньте, – укоризненно сказала Юнэ. – Ничего дурного не случится. Вам же известен характер нашей барышни, она у нас нрава строгого…

Тут наконец появился Синдзабуро.

– Где это ты пропадал? – сказал Сидзё и повернулся к Юнэ. – Нам пора, разрешите откланяться. Сердечно благодарим за угощение.

– Что ж, до свидания, – сказала Юнэ. – Жаль, конечно, что вы так торопитесь…

Сидзё и Синдзабуро пошли домой. В ушах Синдзабуро ни на минуту не смолкали слова, которые с большим чувством прошептала ему при расставании О-Цую: «Если вы не вернетесь ко мне, я умру».

Глава 3

В доме Иидзимы, где теперь безраздельно хозяйничала О-Куни, наложница господина, взяли нового слугу, дзоритори [ 12 ] по имени Коскэ, красивого белолицего парня лет двадцати двух. Как-то раз, двадцать второго марта, господин Иидзима, который был в тот день свободен от дежурства при дворе сёгуна, вышел в сад, и тут Коскэ впервые попался ему на глаза.

– Эй, малый! – позвал Иидзима. – Это тебя зовут Коскэ?

– Желаю здравствовать, ваша милость, – сказал тот. – Да, меня зовут Коскэ, я ваш новый слуга.

– О тебе хорошо отзываются, – заметил Иидзима. – Говорят, что ты усерден не за страх, а за совесть, и все тобой довольны, хотя ты у нас недавно. На вид тебе года двадцать два… Право, такого парня жаль держать на должности простого дзоритори.

– Я слыхал, – вежливо сказал Коскэ, – что в последнее время ваша милость были не совсем здоровы. Надеюсь, вы поправились?

– Твоя заботливость мне по душе. Да, я вполне здоров. Между прочим, ты где-нибудь служил до сих пор?

– Да, ваша милость, я служил в разных местах. Сначала я поступил в услужение к торговцу скобяными изделиями в Юцуя, пробыл у него год и сбежал. Затем я поступил в кузницу на Симбаси и сбежал оттуда через три месяца. После этого я нанялся в книжную лавку, что в Накадори, и ушел из нее на десятый день.

– Если тебе так быстро надоедает служба, – усмехнулся Иидзима, – то как же ты сможешь служить у меня?

– У вас мне не надоест, ваша милость, – возразил Коскэ. – Я ведь всегда мечтал поступить на службу к самураю. У меня есть дядя, и я просил его устроить меня, но он считает, что служить у самурая чересчур тяжело. Он убеждал меня служить у торговцев и ремесленников, старался, устраивал меня, а я со злости уходил отовсюду.

– Но почему ты хочешь служить именно у самурая? Служба эта действительно тяжелая и строгая!

– В услужении у самурая, ваша милость, – ответил Коскэ, – я надеялся научиться фехтованию.

– Тебе так нравится фехтование? – удивился Иидзима.

Коскэ сказал:

– Мне стало доподлинно известно, что господин Курихаси с улицы Бантс и ваша милость являетесь признанными мастерами старинной школы «синкагэ-рю» [ 13 ], и я решил во что бы то ни стало поступить на службу в один из этих домов. Мое желание исполнилось, я стал вашим слугой и возношу благодарность за то, что мои молитвы были услышаны. Я поступил к вам в надежде, что, может быть, ваша милость согласится в свободное время хотя бы понемногу учить меня искусству фехтования. Я надеялся, что в доме есть молодой господин и я, ухаживая за ним, буду наблюдать со стороны за его упражнениями и смогу усвоить хотя бы некоторые выпады. К сожалению, молодого господина не оказалось. Есть всего лишь барышня, дочь вашей милости, жить она изволит в усадьбе в Янагисиме, и ей семнадцать лет. Как хорошо было бы, если бы в доме жил молодой господин! Ведь барышня в доме самурая все равно что навоз!

Иидзима рассмеялся.

– А ты, однако, нахал, – сказал он. – Впрочем, ты прав. Женщина в доме самурая действительно все равно что навоз.

– Простите великодушно, – смущенно сказал Коскэ. – Я забылся и наговорил неприличных слов… Но, ваша милость, скажите, могу ли я надеяться, что вы согласитесь в свободное время, как я сейчас говорил, наставлять меня в фехтовании?

– Видишь ли, – ответил Иидзима, – недавно я получил новую должность, и у меня теперь по горло всяких дел, да и площадки для фехтования у нас нет. Впрочем, как-нибудь на досуге мы займемся… А чем торгует твой дядя?

– Он мне не родной, – сказал Коскэ. – Просто он был поручителем за отца перед хозяином нашего дома и взял меня в племянники.

– Вот как… А сколько лет твоей матушке?

– Матушка оставила меня, когда мне было четыре года. Говорили, что она уехала в Этиго.

– Какая же она бессердечная женщина, – сказал Иидзима.

– Это не совсем так, ваша милость. Ее вынудило к этому дурное поведение отца.

– А отец твой жив?

– Отец умер, – грустно ответил Коскэ. – У меня не было ни братьев, ни других родственников, и позаботиться обо мне было некому. Наш поручитель, господин Ясубэй, взял меня к себе и воспитывал с четырех лет. Он относится ко мне как к родному… А теперь я слуга вашей милости и прошу не оставлять меня своим вниманием…

Из глаз Коскэ закапали слезы. Иидзима Хэйдзаэмон тоже заморгал.

– Ты молодец, – сказал он. – Ты заплакал при одном упоминании о родителях, а ведь в твои годы многие забывают годовщину смерти отца. Ты верен сыновнему долгу. Так что же, отец твой скончался недавно?

– Отец скончался, когда мне было четыре года, ваша милость.

– О, в таком случае ты, наверное, совсем не помнишь своих родителей…

– Совсем не помню, ваша милость. Я узнал о них от дяди, господина Ясубэя, только когда мне исполнилось одиннадцать лет.

– Как же умер твой отец?

– Его зарубили… – начал было Коскэ и вдруг громко разрыдался.

– Вот несчастье, – проговорил Иидзима. – Как это могло случиться?

– Это большое несчастье, ваша милость. Его зарубили восемнадцать лет назад, возле лавки оружейника по имени Фудзимурая Симбэй, что в квартале Хонго.

Иидзима Хэйдзаэмон почувствовал, как что-то кольнуло у него в груди.

– Какого месяца и числа это случилось? – спросил он.

– Мне сказали, что одиннадцатого апреля, ваша милость…

– Имя твоего отца?

– Его звали Курокава Кодзо, раньше он был вассалом господина Коидэ, служил у него в конюших и получал сто пятьдесят коку риса [ 14 ] в год…

Иидзима был поражен. Все совпадало. Человек, на которого он восемнадцать лет назад поднял руку по какой-то пустяковой причине, был родным отцом этого Коскэ, и бедный парень, ничего не подозревая, поступил в услужение к убийце своего отца! Сердце Иидзимы сжалось, но он не подал вида и промолвил:

– Представляю, как тебе горько все это…

– Да, ваша милость, – сказал Коскэ. – И я хочу отомстить за отца. Но отомстить, не зная фехтования, я не могу, ведь как бы там ни было, врагом моим является доблестный самурай. Вот почему с одиннадцати лет я мечтаю научиться владеть мечом. Я так счастлив, что поступил к вам на службу. Ваша милость, научите меня фехтовать! Под вашим высоким руководством я овладею этим искусством и в смертельной схватке отомщу за убийство родителя!

– Сердце твое верно сыновнему долгу, – проговорил Иидзима. – И я научу тебя владеть мечом. Но послушай, вот ты говоришь, что отомстишь за убийство родителя. А что бы ты стал делать, если бы твой враг появился перед тобой сейчас и объявил: «Я твой враг»? Ведь ты не знаешь его в лицо, и вдобавок он превосходный фехтовальщик.

– Право, не знаю, – ответил Коскэ. – Впрочем, если он появится передо мной, то будь он хоть трижды доблестный самурай, я брошусь на него и перегрызу ему горло!